Неточные совпадения
Княгиня Бетси, не дождавшись конца последнего акта, уехала из театра. Только что успела она войти в свою уборную, обсыпать свое длинное бледное лицо пудрой, стереть ее, оправиться и приказать чай в большой гостиной, как уж одна за другою стали подъезжать кареты к ее огромному дому на Большой Морской. Гости
выходили на широкий подъезд, и тучный швейцар, читающий по утрам, для назидания прохожих, за стеклянною дверью
газеты, беззвучно отворял эту огромную дверь, пропуская мимо себя приезжавших.
― Я думаю, что
выслать его за границу всё равно, что наказать щуку, пустив ее в воду, ― сказал Левин. Уже потом он вспомнил, что эта, как будто выдаваемая им за свою, мысль, услышанная им от знакомого, была из басни Крылова и что знакомый повторил эту мысль из фельетона
газеты.
Он
вышел в другую улицу. «Ба! „Хрустальный дворец“! Давеча Разумихин говорил, про „Хрустальный дворец“. Только, чего бишь я хотел-то? Да, прочесть!.. Зосимов говорил, что в
газетах читал…»
— Моя статья? В «Периодической речи»? — с удивлением спросил Раскольников, — я действительно написал полгода назад, когда из университета
вышел, по поводу одной книги одну статью, но я снес ее тогда в
газету «Еженедельная речь», а не в «Периодическую».
Слева
выходит Кнуров и, не обращая внимания на поклоны Гаврилы и Ивана, садится к столу, вынимает из кармана французскую
газету и читает. Справа входит Вожеватов.
— «Рабочая
газета» Ленина, недавно — на днях —
вышла.
Ничего больше не
вышло наружу, и в таком виде известие проникло темными слухами и в
газеты, без собственных имен, с начальными лишь буквами фамилий.
— Твоя мать — совершенная противоположность иным нашим
газетам, у которых что ново, то и хорошо, — хотел было сострить Версилов поигривее и подружелюбнее; но у него как-то не
вышло, и он только пуще испугал маму, которая, разумеется, ничего не поняла в сравнении ее с
газетами и озиралась с недоумением. В эту минуту вошла Татьяна Павловна и, объявив, что уж отобедала, уселась подле мамы на диване.
Но когда прошло известное время, и он ничего не устроил, ничего не показал, и когда, по закону борьбы за существование, точно такие же, как и он, научившиеся писать и понимать бумаги, представительные и беспринципные чиновники вытеснили его, и он должен был
выйти в отставку, то всем стало ясно, что он был не только не особенно умный и не глубокомысленный человек, но очень ограниченный и мало образованный, хотя и очень самоуверенный человек, который едва-едва поднимался в своих взглядах до уровня передовых статей самых пошлых консервативных
газет.
— Муж найдется, мама. В
газетах напечатаем, что вот, мол, столько-то есть приданого, а к нему прилагается очень хорошая невеста… За офицера
выйду!
Уже
выйдя из университета и приготовляясь на свои две тысячи съездить за границу, Иван Федорович вдруг напечатал в одной из больших
газет одну странную статью, обратившую на себя внимание даже и неспециалистов, и, главное, по предмету, по-видимому, вовсе ему незнакомому, потому что кончил он курс естественником.
Мы были уж очень не дети; в 1842 году мне стукнуло тридцать лет; мы слишком хорошо знали, куда нас вела наша деятельность, но шли. Не опрометчиво, но обдуманно продолжали мы наш путь с тем успокоенным, ровным шагом, к которому приучил нас опыт и семейная жизнь. Это не значило, что мы состарелись, нет, мы были в то же время юны, и оттого одни,
выходя на университетскую кафедру, другие, печатая статьи или издавая
газету, каждый день подвергались аресту, отставке, ссылке.
Устав окончательно скрутил студенчество. Пошли петиции, были сходки, но все это не
выходило из университетских стен. «Московские ведомости», правительственная
газета, поддерживавшая реакцию, обрушились на студентов рядом статей в защиту нового устава, и первый выход студентов на улицу был вызван этой
газетой.
С восьмидесятых годов, когда в Москве начали
выходить газеты и запестрели объявлениями колокольных заводов, Сухаревка перестала пускать небылицы, которые в те времена служили рекламой. А колоколозаводчик неукоснительно появлялся на Сухаревке и скупал «серебряный звон». За ним очень ухаживали старьевщики, так как он был не из типов, искавших «на грош пятаков».
К огорчению Харитона Артемьича, первый номер «Запольского курьера»
вышел без всяких ругательств, а в программе были напечатаны какие-то непонятные слова: о народном хозяйстве, об образовании, о насущных нуждах края, о будущем земстве и т. д. Первый номер все-таки произвел некоторую сенсацию: обругать никого не обругали, но это еще не значило, что не обругают потом. В банке новая
газета имела свои последствия. Штофф сунул номер Мышникову и проговорил с укоризной...
Выходя из кабинета, Лаврецкий положил в карман вчерашний нумер
газеты.
Не обещаю; но если из собранных некоторых сведений и из того, что Басаргин мне обещает туда переслать,
выйдет нечто путное и достойное вашего внимания, то непременно доставлю вам все ценное, и вы тогда увидите, годно ли оно для вашей
газеты.
Проси Дмитрия Ивановича, чтоб он подписался на «Морской сборник» и «Illustration» и велел
выслать их Николаю Яковлевечу [Балакшину]. Я не хочу более получать «Journal de S.-Petersbourg», [«Иллюстрация» — франц. издание; «Петербургская
газета».] которым пользовался нынешний год. Все то же, что в «Московских ведомостях», — и иногда даже позже. Стоит то же, что «Illustration», а там я надеюсь найти и портреты и местности, любопытные в нашем далеке. Деньги за эти издания он вычтет из генварской присылки.
Вчера утром
вышли какие-то нелады с дирекцией, а вечером публика приняла ее не так восторженно, как бы ей хотелось, или, может быть, это ей просто показалось, а сегодня в
газетах дурак рецензент, который столько же понимал в искусстве, сколько корова в астрономии, расхвалил в большой заметке ее соперницу Титанову.
— Нельзя. Удодов пытал останавливать, даже грозил, да ничего не поделаешь. Сначала пообещают молчать, а через час не выдержат — и выболтают. По секрету, разумеется. Тому по секрету, другому по секрету — ан оно и
выходит, словно в
газетах напечатано. Вот и я вам тоже по секрету.
Я вам говорю: из этого
выйдет одна только пошлость, вот именно вроде тех французских дуэлей, о которых мы читаем в
газетах.
И вот книги лежат уже девять месяцев на этажерке, и Гайнан забывает сметать с них пыль,
газеты с неразорванными бандеролями валяются под письменным столом, журнал больше не
высылают за невзнос очередной полугодовой платы, а сам подпоручик Ромашов пьет много водки в собрании, имеет длинную, грязную и скучную связь с полковой дамой, с которой вместе обманывает ее чахоточного и ревнивого мужа, играет в штосс и все чаще и чаще тяготится и службой, и товарищами, и собственной жизнью.
Вскоре в столовую через буфет
вышел Николаев. Он был бледен, веки его глаз потемнели, левая щека все время судорожно дергалась, а над ней ниже виска синело большое пухлое пятно. Ромашов ярко и мучительно вспомнил вчерашнюю драку и, весь сгорбившись, сморщив лицо, чувствуя себя расплюснутым невыносимой тяжестью этих позорных воспоминаний, спрятался за
газету и даже плотно зажмурил глаза.
Он видит, что ненавистник понурил голову, что лицо солидного человека расцветилось улыбкой, что
газеты, вчера еще решительно указывавшие на «факты», начинают путаться и затем мало-помалу впадают в благодушный тон, — и сам понемногу
выходит из состояния ошеломления.
У полуторастолетних «Московских ведомостей», у
газеты политической, к которой прислушивалась Европа, в это время
выходило четыре тысячи номеров, из которых больше половины обязательных подписчиков. «Русских ведомостей» в этот же год печаталось меньше десяти тысяч, а издавались они в Москве уже двадцать лет.
Его хоронили 31 июля 1911 года, то есть накануне тридцатилетнего юбилея его
газеты, первый номер которой
вышел в свет 1 августа 1881 года.
В 80-х годах при «Новом времени» стало
выходить каждую субботу иллюстрированное литературное приложение. Кроме того, по субботам же печатались рассказы и в тексте
газеты. Участвовали поэты, ученые и беллетристы, в том числе А.П. Чехов, печатавший свои рассказы четыре раза в месяц. Он предложил мне чередоваться с ним.
«Московские ведомости» то и дело писали доносы на радикальную
газету, им вторило «Новое время» в Петербурге, и, наконец, уже после 1 марта 1881 года посыпались кары: то запретят розницу, то объявят предупреждение, а в следующем, 1882, году
газету закрыли административной властью на шесть месяцев — с апреля до ноября. Но И.И. Родзевич был неисправим: с ноября
газета стала
выходить такой же, как и была, публика отозвалась, и подписка на 1883 год явилась блестящей.
«Московский телеграф». Первого января 1881 года в Москве
вышла самая большая по размеру и, безусловно, самая интересная по статьям и информации
газета «Московский телеграф».
До сего времени не знаю, был ли это со мной приступ холеры (заразиться можно было сто раз) или что другое, но этим дело не кончилось, а
вышло нечто смешное и громкое, что заставило упомянуть мою фамилию во многих концах мира, по крайней мере в тех, где получалась английская
газета, выходившая в миллионах экземпляров.
Вскоре после исчезновения князя прекратился в конце года и «Курьер», в мае 1895 года
вышел снова в новом издательстве Е. Коган, а в сентябре 1896 года под
газетой стояла подпись: редактор-издатель Я.А. Фейгин.
В 1881 году ему было разрешено издание
газеты, а первого августа этого года
вышел первый номер «Московского листка».
Ф.К. Иванов был все. Он любил кутнуть, и даже нередко, но пока матрица не отлита, пока он не просмотрит оттиска, — из редакции не
выходил. Но когда
газету спускали в машину, Федор Константинович мчался на лихаче к «Яру» или в «Золотой якорь», где его уже ждала компания во главе с номинальным редактором Виктором Николаевичем Пастуховым, сыном редактора.
«Вчера Морозовы ореховские приезжали оба, и Викула и Тимофей, говорят, ваша
газета бунт на фабрике сделала, обе фабрики шумят. Ваш „Листок“ читают, по трактирам собираясь толпами, на кладбище тоже все читают. Князь рассердился: корреспондента, говорит, арестовать и
выслать».
В
газете появились: Н. Щепкин, Н. Киселев, П. Самарин, А. Кошелев, Д. Шумахер, Н. Кетчер, М. Демидов, В. Кашкадамов и С. Гончаров, брат жены Пушкина. Это были либеральные гласные Городской думы, давшие своим появлением тон
газете навсегда. Полемика с Катковым и Леонтьевым закончилась дуэлью между С.Н. Гончаровым и П.М. Леонтьевым в Петровском парке, причем оба
вышли из-под выстрелов невредимыми, и в передовой статье «Русских ведомостей» было об этом случае напечатано...
Одна
газета закрылась, а другая едва
выходила.
Просто-запросто Илья Ильич крикнул, разгорячившись, что ни один у него сух из воды не
выйдет; вероятно, из этого и сделали бочки, которые и перешли таким образом в корреспонденции столичных
газет.
Тогда он
вышел в «чистую» и напечатал во всех
газетах следующее объявление...
Через месяц
вышел в свет первый нумер"Удобрения", и так как
газета появлялась ежедневно часом раньше других, то, натурально, все кухарки, идучи на рынок, запасались ею.
Как раз в эту минуту
вышло вечернее прибавление, и все внимание площадки и прилегающих переулков обратилось к небольшому балкону, висевшему над улицей, на стене Tribune-building (дом
газеты «Трибуна»).
На этот балкончик
выходили люди с кипами
газет, брали у толпившихся внизу мальчишек, запрудивших весь переулок, их марки, а взамен кидали им кипы
газет.
На следующий день
газета города Дэбльтоуна
вышла в увеличенном формате.
Объявление о выходе «Кошницы» я прочел в
газете. Первое, что мне бросилось в глаза, это то, что у моего романа было изменено заглавие — вместо «Больной совести» получились «Удары судьбы». В новом названии чувствовалось какое-то роковое пророчество. Мало этого, роман был подписан просто инициалами, а неизвестная рука мне приделала псевдоним «Запорожец», что
выходило и крикливо и помпезно. Пепко, прочитав объявление, расхохотался и проговорил...
— Вчера Морозовы ореховские приезжали оба, и Викула и Тимофей, говорят, ваша
газета бунт на фабрике сделала, обе фабрики шумят. Ваш «Листок» читают по трактирам, собираются толпами, на кладбище, — там тоже читают. Князь рассердился, корреспондента, говорит, арестовать и
выслать.
Война была в разгаре. На фронт требовались все новые и новые силы, было вывешено объявление о новом наборе и принятии в Думе добровольцев. Об этом Фофанов прочел в
газете, и это было темой разговора за завтраком, который мы кончили в два часа, и я оттуда отправился прямо в театр, где была объявлена считка новой пьесы для бенефиса Большакова. Это была суббота 16 июля. Только что
вышел, встречаю Инсарского в очень веселом настроении: подвыпил у кого-то у знакомых и торопился на считку.
Когда девочки
вышли, Панауров отложил в сторону
газету и сказал...
Осторожно вынув у нее из рук
газету, он укрыл ее пледом, потушил свечи и пошел к себе в спальню. Ложась, он думал об исторической пьесе, и из головы у него все не
выходил мотив: «Мой друг, мой нежный друг…»
P. S. Сейчас приезжал Ноздрев: ждал, говорит, должности, да толку добиться не мог!
газету, говорит, издавать решился! Просил придумать название; я посоветовал:"Помои". Представьте себе, так он этому названию обрадовался, точно я его рублем подарил!"Это, говорит, такое название, такое название… на одно название подписчик валом повалит!"Обещал, что на днях первый No
выйдет, и я, разумеется, с нетерпением жду.
И в результате
выходило совсем не то, что я ожидал, поступая в лакеи; всякий день этой моей новой жизни оказывался пропащим и для меня и для моего дела, так как Орлов никогда не говорил о своем отце, его гости — тоже, и о деятельности известного государственного человека я знал только то, что удавалось мне, как и раньше, добывать из
газет и переписки с товарищами.
Возвратясь в Ниццу, Вера Сергеевна со скуки вспомнила об этом знакомстве и как-то послала просить Долинского побывать у них когда-нибудь запросто. Нестор Игнатьевич на другой же день пошел к Онучиным. В пять месяцев это был его первый выход в чужой дом. В эти пять месяцев он один никуда не
выходил, кроме кофейни, в которой он изредка читал
газеты, и то Дорушка обыкновенно ждала его где-нибудь или на бульваре, или тут же в кафе.